В госсекторе сегодня работает больше американцев, чем в промышленности, аграрном секторе, рыболовной, лесной, добывающей отрасли и коммунальном хозяйстве
Если вы хотите лучше понять причины, по которым так много штатов – от Нью-Йорка до Висконсина и даже Калифорнии – оказались на грани банкротства, подумайте над такой печальной статистикой: сегодня в Америке на государство работает вдвое больше людей (22,5 миллиона), чем в обрабатывающей промышленности (11,5 миллионов). Ситуация почти диаметрально противоположна той, что существовала в 1960-х годах: тогда в промышленности было занято 15 миллионов человек, а зарплату от Дяди Сэма получали 8,7 миллионов.
Причем положение постоянно ухудшается. В госсекторе работает больше американцев, чем в строительстве, сельском хозяйстве, рыболовстве, лесной, добывающей отраслях, обрабатывающей промышленности и коммунальном хозяйстве вместе взятых. Из нации созидателей мы превратились в нацию иждивенцев. Почти половину от совокупных годовых расходов региональных и местных органов власти (2,2 триллиона долларов) составляют зарплата и социальные льготы для их работников. Стоит ли удивляться, что так много штатов и муниципалитетов не в состоянии платить по счетам?
Сегодня во всех штатах Америки за исключением двух – Индианы и Висконсина – число госслужащих превышает количество работников, производящих промышленные товары. Возьмем Калифорнию, чей бюджетный дефицит не имеет прецедентов за всю историю американских регионов. В Золотом (уже не совсем) штате на государство работает 2,4 миллиона человек – невероятная цифра, вдвое превышающая количество занятых в промышленности. В Нью-Джерси соотношение между работниками государственного и промышленного сектора равно 2,5 к 1, а во Флориде и Нью-Йорке – превышает 3 к 1.
Даже в Мичигане, в свое время слывшем автомобилестроительной столицей мира, и Пенсильвании – бывшей металлургической столице, чиновников теперь больше, чем производственников. По масштабам найма госслужащих лидируют Вайоминг и Нью-Мексико: на одного промышленного работника там нанимается шестеро сотрудников госструктур.
Конечно, многие штаты традиционно считаются сельскохозяйственными, а не промышленными. К ним относятся, например, Айова и Небраска. Но и там госслужащих как минимум впятеро больше, чем фермеров. Вест-Вирджиния – добывающая столица мира, и тем не менее на одного шахтера там приходится три работника госсектора. Нью-Йорк – финансовая столица (пока, по крайней мере). В этом секторе занято примерно 670000 жителей штата. Но в госструктурах на его территории трудится 1,48 миллиона человек.
Надеяться, что в обозримом будущем эта тенденция сойдет на нет, не стоит. Опросы студентов последних курсов показывают, что все больше наших лучших умов стремится работать на государство. Почему? Потому что в последние годы лишь государственные структуры нанимали новых работников в сколько-нибудь серьезных масштабах, а фактически пожизненная занятость, которую они обеспечивают, в период экономических потрясений ценится весьма высоко. Когда даже 23-летние не готовы рисковать при выборе карьеры, становится очевидно, что проблема стоит в полный рост. Увы, может так случиться, что целое поколение американцев захочет не выпускать автомобили, а регулировать их использование в Министерстве транспорта.
Вышеописанные тенденции в сфере занятости отчасти объясняются таким позитивным процессом, как резкое повышение производительности труда в ряде традиционных отраслей – например, сельском хозяйстве, промышленности, сфере финансовых услуг и телекоммуникациях. Сегодня там выпускается больше продукции на одного работника, чем раньше. Производительность труда среднестатистического фермера, к примеру, сейчас в три раза выше, чем в 1950 году.
Но как обстоит дело с производительностью труда в госсекторе? Возьмем одно из главных направлений деятельности региональных и местных органов: среднее образование. В период с 1970 по 2005 год расходы на одного школьника, с поправкой на инфляцию, выросли вдвое, а средняя успеваемость осталась на прежнем уровне. Примерно за то же время количество работников на одного ученика в государственных школах, по данным исследования, проведенного Вашингтонским университетом, тоже увеличилось вдвое. Это явление в экономической науке называется «отрицательной производительностью».
Но образование – это отрасль, где мы оцениваем эффективность «в обратном порядке»: не по конечному результату, а по вкладываемым средствам. Если качество падает, мы делаем вывод – надо повысить зарплату учителям и сократить число учеников в классе. Если бы в школе произошла та же революция производительности труда, что и в промышленности, у нас сегодня было бы вдвое меньше работников образования, не столь раздутые школьные бюджеты, более высокая успеваемость, и меньший процент тех, кто бросает учебу.
То же самое относится практически ко всем услугам, предоставляемым государством. На общественный транспорт с каждым годом тратится все больше денег, но при этом сегодня куда меньший процент американцев, чем в предыдущие десятилетия, пользуется электричками и автобусами. Частные компании повышают производительность труда в том числе и за счет увольнения нерадивых и материального поощрения усердных работников. В государственном секторе учителям и чиновникам практически гарантирована пожизненная занятость, а значит эта система «кнута и пряника» там не действует. В такой ситуации поощряется посредственность – и результаты мы видим сами.
Большинство разумных предложений по обузданию расходов на рабочую силу в госсекторе блокируется профсоюзами. Масса исследований показывает, что регионы и города могут сократить затраты по многим услугам на 20-40% - среди них пожарная охрана, уборка мусора, административная деятельность, даже тюрьмы – за счет передачи их частным подрядчикам на конкурентных тендерах. Однако многие усилия в этом направлении сводятся на нет из-за позиции профсоюзов. Госслужащие утверждают, что их зарплата ниже, чем у работников частного сектора того же уровня квалификации, и в то же время как огня боятся конкурентной борьбы в сфере государственных услуг.
Президент Обама отмечает: чтобы «победить в будущем», нам надо перестроить экономику. Но единственный способ добиться этого – развивать производство, а не «иждивенческие» секторы.
